Согласно исследований в БГПУ около 16,7% студентов – члены политических партий и общественных движений, 30% – молодёжных объединений, в том числе БРСМ. Большинство студентов проявляет слабый интерес к политике [11, с. 27].

Молодежный активизм перекочевал за 20 лет перестройки из пространства политики в пространство культуры, субкультурный капитал разнообразных молодежных формирований реализуется не столько в контексте аутентичных ценностей «своей» солидарности, сколько «работает» в качестве рыночного сегмента, привлекательной ниши потребительского супермаркета. Молодежь ищет пространства для культурного самовыражения, а государство различными способами продолжает навязывать ей политические идентичности. Самые важные изменения происходят, на мой взгляд, не в политической, а культурной борьбе – в области перераспределения права на культурное доминирование, содержание (мотивация, направленность) современных молодежных «протестов» связаны не с политической, а культурной властью. Так, например, даже для самых эпатажно / экстремистских молодежных формирований одним из ключевых моментов поддержания групповой идентичности становится эстетическая, художественно креативная сторона имиджа [7, с. 435].

Исследования показали, что активно-политической молодежи «больше не стало» – не более 3%, а вот в культурных акциях готовы поучаствовать более половины молодежи разных страт, возраста, уровня образования и материального достатка. Политические движения и партии остаются мало привлекательными, «чистое» волонтерство практически исключается, участие в публичных выступлениях связывается, прежде всего, с материальными, а не идеологическими соображениями. Это не говорит о падении духовности или нравственности в молодежной среде. В этом проявляется совершенно естественная реакция на коммерциализацию всех звеньев политической сферы (вовсе не молодежью). Как следствие – падение доверия к участию в официальной политике, по крайней мере – по идейным соображениям. Однако молодежь все же участвует в политике, но пытается найти и находит в ней что-то свое.

Анализ материалов исследований и наблюдений позволяет предположить, что включение молодежи в публичную политику во многом зависит от особенностей группы, с которой себя идентифицируют девушки и юноши, на чем подробней я остановлюсь позднее. Однако есть, некие общие черты, характерные для большинства: 1) Незначительное, спорадическое, чаще некомпетентное включение в сами выборные процессы, в чем молодежь мало отличается от старших; 2) Конъюнктурное (карьерно-меркантильное) присоединение к организованным сверху «самодеятельным» политическим движениям или молодежным крылам господствующих партий власти 3) Собственные, самодеятельные политические формирования имеют не политическую, а культурную, ценностную природу [17, с. 179].

Расстановка сил на российских молодежных сценах за последние два десятилетия менялась, по крайней мере, три раза.

Первый этап. 80-е годы прошлого века – бурный всплеск неформального молодежного движения, которое отчетливо поделило поколение на «упертых» комсомольцев и «продвинутых» неформалов. Неформальных групп было очень много, они делились по разным направлениям.

Второй этап. 90-е годы прошлого века были временем спада неформального движения. Коммунистическая организация советской молодежи – Комсомол – распался окончательно, публично противостоять было некому. Развитие рыночных отношений привело к переориентации группировок на криминальную и полукриминальную активность. Ядром этих групп были «взрослые» полу / бандитские формирования, состоящие из криминальных общественных элементов. В этот период аутентичные молодежные формирования фактически растворяются в «полубандитской» среде, выполняя функции контроля над рынками, автозаправками, расширяющейся сетью частных ресторанов и киосков. Субкультурные молодежные группы (в их «классическом» смысле) начинают активно отвоевывать себе клубные и дискотечные пространства в российских городах. На середину 90-х годов приходится самый настоящий бум клубных российских сцен.

Третий – современный этап. Вряд ли сегодня можно серьезно говорить об аутентичных субкультурах. Тексты, посвященные им, часто исполнены мистификации: обозначения субкультур «на устах у всех», свои местные панки, рэперы, скинхеды, толкиенисты, есть везде – разговор о необычной молодежи начинается с уже готовых имен, которые были сконструированы усилиями ученых и журналистов достаточно давно. Субкультурные теории подверглись серьезной критике, современные западные социологи говорят о «постсубкультурах», о «смерти субкультур», о рождении новых молодежных «племен», отличающихся текучестью, прозрачностью границ, временным и ненадежным характером соединений. Стили смешались, и хотя некоторые ритуальные разборки сохранились, но они мало отличаются от территориальных споров молодежных группировок конца перестройки. Путаница в использовании понятий «молодежные культуры», «субкультуры», «контркультуры» отражает не только сложную историю их российской адаптации, но и смешение соответствующих явлений на современных молодежных сценах.

Популярные статьи:

Изменения продолжительности жизни
Анализ длительной динамики показателей смертности дает возможность учесть влияние различных факторов на ее изменения. В этой связи будет интересным привести сравнение показателей смертности населения дореволюционной России и Российской Фед ...

Тип потребления доиндустриального общества
Относительное однообразие ассортимента потребляемых благ. Еще не возникло того изобилия разнообразных товаров и услуг, которое предлагают сейчас современные супермаркеты, туристические и транспортные компании, учреждения образования, здрав ...

Организация социального обслуживания пожилых людей на дому
Пожилые люди, сохранившие частичную способность к самообслуживанию и проживанию в благоприятных жилищных условиях, неохотно переселяются в государственные учреждения, где они постепенно утрачивают связи с привычным окружением. Проживая в д ...